Главная » 2012 » Март » 5 » Система ценностей и воспитание детей в семье Срезневских.
18:59
Система ценностей и воспитание детей в семье Срезневских.
Все дети И. И. Срезневского получили домашнее
образование и отличались разнообразными талантами, редким трудолюбием, высокими
нравственными качествами.
Ольга Измайловна была хорошей переводчицей. После
кончины отца занялась изданием его трудов, в том числе «Словаря древнерусского
языка», подготовка которого к печати была поручена ей академией.
Владимир Измайлович, как и его отец в юности,
посвятил себя статистике — он занимал должность управляющего статистическим
отделением Министерства юстиции. Им основано периодическое издание «Сборник
статистических сведений Министерства юстиции» (в 12-ти т.). Также Владимир
Измайлович был секретарем Географического общества и редактором журнала этого
общества — «Известия».
У Вячеслава Измайловича с детства возник интерес
к древностям, особенно к истории русского языка. С конца 60-х годов второй сын
И.И. Срезневского не без влияния отца увлекся фотографированием древних
памятников письменности: в 1870 г. он сделал 300 снимков по рукописи ХIII
в., присланной в Петербург из Болоньи. В 1873 г. Вячеслав Измайлович способом
фотокопии воспроизвел рукопись ХVII в. «Славянская
буквица», которая впоследствии была издана. К тому же он был спортсменом,
конькобежцем. Когда встал вопрос, кого назначить председателем олимпийского
комитета для подготовки сборной России к Олимпийским играм, Император Николай II
без всякого сомнения назначил на эту должность Вячеслава Измайловича. В
советское время он основал Институт фотографии и фототехники в Петрограде (1918
г.), создал фотокамеру для морских съемок и аэрофотосъемки.
Измаил Иванович, как знаток музыки, всем своим
детям дал музыкальное образование. Особенно яркие способности в этой области
проявил третий сын Срезневского — Борис Измайлович. Однако Борис, как и отец,
избрал жизненный путь ученого — он был профессором физики и метеорологии в
Московском, Юрьевском, Киевском университетах. В «Истории Киевского
университета» (Киев, 1959 г.) о нем написано: «В метеорологии и климатологии
мало таких блестящих и оригинальных умов, как Б.И. Срезневский».Младший
сын Измаила Ивановича, Всеволод, родившийся 29 мая (11 июня по н.стилю, в
праздник чудотворной иконы Божией Маьтери «Споручница грешных»), пошел по его
стопам, стал филологом-историком, специалистом по древней письменности, биографом
своего отца. Вместе со старшей сестрой, Ольгой Измайловной,
он завершил труд Измаила Ивановича «Материалы для словаря древнерусского
языка». Дочери Срезневских, Людмила и Надежда, были художницами,
Вера — певицей.
Измаил Иванович Срезневский
не жалел ни времени, ни сил для семьи. Он дал прекрасное образование детям,
посвящал им все свободное время, делился с ними самыми сокровенными мыслями, помог
им определить свое призвание в жизни.
Интересны воспоминания Всеволода Измайловича
Срезневского о том, как Измаил Иванович обучал своих детей. «…Когда мне было лет 10-11, отец начал знакомить
меня с русской историей. Это ознакомление мое, как многое, что делал отец, было
чрезвычайно оригинально. Очень любопытное для обрисовки его педагогических
приемов, его способов учения, его науки, как вдумчивого педагога, учителя и как
отца, желавшего привить сыну интерес к знанию родины более глубокий, чем это
тогда делалось, оно, несомненно, заслуживает большого внимания. Мы с ним
погружались прямо в источники, которые он комментировал и объяснял попутно.
Изучая первые страницы русской истории, мы читали «Повесть временных лет» — у
меня доселе сохранился экземпляр издания Лаврентьевской летописи с его пометкой
о подарке мне ее в 1874 году… По атласу… я знакомился с племенами, населявшими
Россию, с ее постепенным ростом… мы с ним читали Карамзина… (речь идет об «Истории
государства Российского»). Одну зиму я учился у отца русской истории совместно
с одной из моих сестер, ближайшей мне по летам. Помимо уроков, мы с ней писали
сочинения по истории Киевской Руси, Великого Новгорода — мне было тогда, должно
быть, 11 лет. Эти работы по летописям были для нас обоих очень интересны, и мы
чувствовали удовлетворение, даже гордость от этих детских исторических
разысканий. Каждый из нас был критиком другого, просматривал его работу,
разбирая и докладывая на уроках свои замечания. Другая, можно с важностью
сказать, историческая работа, которую мне задал отец, когда уезжал как-то летом
в путешествие, а я оставался дома, — это было определение в Поучении Владимира
Мономаха дат его походов… главным образом, на основании летописи… таков был
характер моего учения русской истории.
Параллельно с изучением истории почти неотделимо
от нее знакомил меня отец и с древней русской литературой… Помню захватывающий
интерес, который дало мне «Слово о полку Игореве»; его читали мы не по изданию,
а по копии, которая хранится ныне в бумагах отца с его отметками и словарем.
Сколько любопытного узнал я от отца об этом произведении. Чрезвычайно
внимательно читали Поучение Владимира Мономаха… Попутно отец показывал мне
снимки с рукописей, а иногда даже и подлинники, пробуждавшие во мне трепет и
благоговение. С тех дальних пор понемногу прививалась во мне любовь к русской
старине, укоренялось к ней уважение.
Гораздо раньше изучения древней русской
литературы я, естественно, стал знакомиться с новой. Это ознакомление тоже
никогда не проходило по шаблону… Знания я черпал прямо из творений писателей, а
сначала поэтов — и это меня увлекало с младенчества. Когда я еще не мог хорошо
справляться с чтением, я с голоса запоминал целые ряды стихов, по преимуществу
Пушкина, и декламировал с увлечением. Теперь я удивляюсь, как много я знал
наизусть. Я знал «Руслана и Людмилу», «Полтаву», «Медного всадника», многое из
«Бориса Годунова», из «Евгения Онегина», много мелких стихотворений; многое и
до сих пор сидит у меня в голове с того времени — детские впечатления остаются
на всю жизнь, детская память крепка. Иностранные языки мы изучали по
разноязычным Библиям.
Я припоминаю еще уроки географии, тоже своеобразные,
как все, что делал отец: я никогда не зубрил названий, таких мудреных, легко
забываемых, которые только отвращают от предмета; я только изучал и чертил
карты. Иногда эти чертежи связывались с чтением путешествий… Благодаря
усердному черчению карт у меня создалось очень отчетливое представление о
расположении всех стран до самых последних мелочей… Я приобрел способность легко
везде ориентироваться, способность, нередко помогавшую в жизни, особенно во
время моих путешествий по неизвестным местам.
…Перебирая
другие предметы, которые изучали до недавнего времени дети 10-12 лет в учебных
заведениях, я вспоминаю, что так называемому Закону Божьему меня дома не учили.
Почему это было? И отец и мать мои были религиозны и религиозны
по-православному, особенно матушка. Они оба ходили в церковь. И ходили не по
привычке, не для исполнения с детства вскоренившегося обычая, а по чувству, из
потребности молиться. Исполняя обряды, они относились к ним с сознанием их
значения: они говели с полной искренностью, с душевным покаянием; соблюдали
посты, ходили к «плащанице», «на двенадцать евангелий», а если нельзя было идти
из-за болезни, то дома их читали… Все это внушалось и детям. И я, помню, любил
ходить в церковь, особенно в одну домовую, построенную в древнерусском стиле,
где кроме главного храма было еще как бы подземелье, низенькое, всегда жаркие
«пещерки»… И несмотря на это ясное тяготение к православной церкви, внушенное
нам родителями, — «закона Божия», катехизиса с его текстами, изучения по
пунктам образов — всего, что с таким рвением требовали с учеников в гимназиях
законоучители, я никогда и не помышлял учить. Читал только для чтения, а не для
учения Священную Историю. И думается мне, конечно, это делалось (родителями)
сознательно, во имя чистого религиозного чувства, чтобы этой формалистикой
религии не расхолаживать душевного чувства, не закрывать великого мелочами.
К наукам, которым обучал меня отец, нужно
прибавить еще те, которые разве только в последнее время стали привлекать
педагогов, — я говорю о знании ремесел, хотя бы начальном, об умении все
сделать, что нужно, по дому; отец говаривал, что настоящее классическое
образование требует от человека вообще умения все делать. И мы с ним
переплетничали, клеили коробки, точили ножи, строгали доски, столярничали,
работали на верстаке, на токарном станке, красили заборы, оклеивали стены
обоями, копались в саду и т.д. Эта наука умения применять силу и знание к делу,
научив находчивости, сметке, сообразительности, потом мне очень пригодилась в
жизни, дав возможность почти всегда обходиться своими руками, своей головой,
своими средствами, не прибегая к помощи других. Как не поблагодарить за все это
отца… исподволь готовившего сына к жизни, как будто он сам, этот малыш, доходил
до всего своим умом.
Не выпало на мою долю закончить даже среднего
образования под руководством отца: он умер, когда мне не исполнилось еще и 13
лет. Но заложенное им в мою детскую душу отношение к труду, понятие о своих
обязанностях, о своем долге, о любви к родине, к ее старине, литературе, памятникам
ее письма и быта сроднились со мною с тех давних пор».